Громкая история с пытками в Ярославской колонии спровоцировала волну аналогичных дел. Сообщения о том, что тюремщики применяют насилие к заключенным, приходят со всей России — от Казани и Белгорода до Забайкалья. Между тем представители Федеральной службы исполнения наказаний (ФСИН), несмотря на общественный резонанс, до сих пор не дают никаких объяснений. Какие тайны хранят надзиратели? Почему истязания стали для них повседневной практикой? И почему среди тюремщиков не бывает бывших? Об этом и многом другом «Ленте.ру» на условиях анонимности рассказал отставной сотрудник одной из колоний, оперативник, посвятивший работе на зоне более 10 лет.
«Нары с зэками делить не хотят»
Когда опер-новичок поступает на службу, его сразу учат негласным правилам колонии и формируют негативное отношение к заключенным. Вообще же на зоне содержатся и «первоходы» и «рецидивщики», но в первую очередь нам давали читать дела тех, кто совершал страшные зверства. Это мог быть, например, каннибализм по отношению к собственной матери или изнасилование и убийство малолетних. Это делается для того, чтобы сотрудники не испытывали состарадания и не брезговали, в случае чего, браться за дубинку. Лично я две ночи не спал после прочитанного.
В то же время запрещается оскорблять незнакомых осужденных или унижать их при отряде. Один на один — еще куда ни шло. Дело в том, что зэки тесно «повязаны» друг с другом, им свободу дай — они такой отпор дадут, что мало не покажется. Были случаи, когда офицер обзывал кого-то, а потом начинались бунты.
Фото: Владимир Гурин / ТАСС
Что до издевательств, то никто не будет трогать «серого мужика», который живет по порядкам, не «тянет» (проносит) наркотики и не устраивает мордобой. Прокуратура сейчас ездит в колонии, как на работу, поэтому любое применение спецсредств — наручников, газовых баллончиков и резиновых дубинок — должно быть зафиксировано в отчетаx. Неугодных, которые, например, ставят брагу и толкают своим, могут закрыть в изоляторе. В открытую истязать не станут. Сотрудники видят, что творится на зоне — и нары с зэками делить не хотят.
Совсем иначе обстоит дело с новоприбывшими арестантами. Зона — место суровое, на долгие «реверансы» времени нет. Чтобы понять, кто из заключенных «черный» (блатной), вплоть до 2011 года устраивали «знакомство» в закрытой карантинной зоне. Перед досмотром все осужденные попадали в коридор длиной 30 метров и сразу получали от администрации приказ — движение по карантину бегом.
Если побежал — согласен со всеми правилами распорядка колонии, если нет, его возвращали обратно, избивали резиновыми дубинками и угрожали, что пытки будут продолжаться, пока он не побежит. Если не понимал и со второго раза — его определяли в строгие условия содержания.
Так администрация принимала решение, в какой отряд определить осужденного, чтобы в дальнейшем он не доставил им проблем. Бывало, спросят: «Кто ты по жизни?» В ответ — гордое «Гражданин!» А уже через пять минут после распределения этот гражданин прибегает и кричит, чтобы его спасли.
Где пытают чаще
В СИЗО находятся по большей части подозреваемые в совершении преступлений, еще не получившие срок по своему уголовному делу, которое пока находится у следователя, в полиции или в суде. Здесь прямая заинтересованность — у одних раскрыть преступление, а у других — избежать ответственности.
Поэтому «профессиональный интерес» к людям в СИЗО всегда больше, чем когда человек уже осужден и находится в колонии — приговор-то получен, для чего на него давить дальше?
Кроме того, СИЗО — это камеры, закрытые помещения, где показушную «тишь да гладь» легче создать и многое утаить. Как в поговорке — что-то произошло в темной комнате ночью, попробуй потом разберись. В колонии все у всех на виду, если что-то случилось — тут же будут знать.
Такого, что в СИЗО повсеместно применяются пытки, что там средневековье, я не скажу. Конечно, где-то перегибают палку, как в последних резонансных историях, но это скорее зависит от личных качеств сотрудников, слишком ретиво исполняющих свои, как они полагают, «обязанности». Такого, чтобы был приказ по всем СИЗО добиться любой ценой признательных показаний от людей, этого нет.
Реже факты издевательств — это действия сотрудников, направленные на добычу информации от человека. Чаще — это высокомерие, желание показать, кто здесь главный, чувство власти или безнаказанности, как до поры до времени думают некоторые сотрудники.
Большая часть — человеческий фактор, желание выслужиться, ложно понятые интересы службы. Режим в колонии или в СИЗО на это, как правило, не влияет.
Настоящая работа по добыче информации от человека в СИЗО ведется очень тонко и хитро, без насилия, но для этого нужно определенное мастерство от оперативника или следователя. Но ведь не у всех хватает терпения и не все это умеют — раскрыть преступление. А потому для некоторых срабатывает животный инстинкт — надавить морально и физически, может человек сам признается.
Все зависит от человека в первую очередь. Человеческий фактор. Эти публичные истории с выплывающими наружу случаями пыток в колониях очень нужны, они многих и своевременно одергивают от желания «перегиба» палки.
Но в этих историях всегда есть обратная сторона: что за «личность» тот, которого истязали или издевались, побили, за что он — за какое дело — попал в колонию или СИЗО, и конкретно тот самый момент, за что его сейчас бьют.
Но все равно понятно, что никак не является оправданием для сотрудника то, что перед ним действительно преступник, опасный для общества, погубивший чью-нибудь жизнь.
© Александр Щербак/ТАСС
«Если сунется на зону — зарежу»
При работе во ФСИН год идет за полтора — и на пенсию можно выйти рано, а после 2012 года зарплаты сотрудникам подняли в два раза. Поэтому на службу стали по блату приходить родственники руководства. Они считали, что им позволено больше, чем остальным, превышали свои полномочия и травили заключенных. Такие выходцы из «золотой молодежи» мнят себя непонятно кем, а сами до турника на физподготовке допрыгнуть не могут. Зэки их, ясное дело, не уважают. Для них авторитет лишь тот, кто не дает слабину и умеет себя поставить без дешевых понтов. К таким они уважительно обращаются по званию или имени-отчеству.
А «мажоры» осужденных вообще за людей не считали: стравливали друг с другом за глаза, подбрасывали запрещенные мобильники перед начальством, оскорбляли. Был случай, когда новый сотрудник из личной неприязни к арестанту обложил матом его мать и запретил им свидание, которое было положено раз в год. Тогда мы едва предотвратили бунт, но заключенный заявил: «Если он (обидчик) сунется на зону — я его зарежу». Пришлось увольнять «героя».
Кроме таких недалеких сотрудников, которые пытаются издеваться над заключенными, есть те, кто вступает с ними в незаконные интимные отношения. За решеткой ведь как — не считая жилой и промышленных зон, есть школа, ПТУ, медсанчасть, поэтому среди сотрудников попадаются и женщины. Одна такая сотрудница ездила в соседнюю колонию на свидания под видом гражданской, другая завела зэка-любовника, хотя работала на зоне со своим мужем. После этого он устроил с тем осужденным нехилые разборки — еле разняли. Бывали и случаи проституции — правда, неявной.
Фото: Евгений Курсков / «Коммерсантъ»
Делается это так: знакомые на свободе находят готовую на секс с зэком девушку, оплачивают услуги и помогают ей оформить справку из ТСЖ, для которой необходимы три свидетеля. Они подтверждают в документе, что девушка проживала ранее с арестантом и была его гражданской женой. Затем проститутка приходит на свидание с документом и, если руководство дает добро, сотрудники обязаны ее пропустить. Тут уж ничего не попишешь.
Работа в колонии: недостатки и преимущества обязательного труда в неволе
Работа в исправительном учреждении — обязанность заключенного, что напрямую следует из ст 103 УИК, согласно которой каждый осужденный обязан трудиться в местах и на работах, определяемых администрацией. Обязанность администрации, в свою очередь — привлекать осужденных к труду “с учетом их пола, возраста, трудоспособности, состояния здоровья и, по возможности, специальности, а также исходя из наличия рабочих мест”.
Отказ от работы однозначно расценивается начальством как злостное нарушение что приводит к помещению осужденного в ШИЗО и тем самым делает практически невозможным для него выход по УДО. Впрочем, существуют колонии, в которых трудовая занятость является привилегией, поскольку там нет достаточного количества вакансий для осужденных и у администрации имеется возможность выбирать, кого и на какие должности назначать.
Руководство учреждения, как правило, сильно заинтересовано, чтобы как можно больше заключенных работало. Прежде всего, каждый занятый на производстве приносит колонии хорошую прибыль, а кроме того считается, что чем меньше свободного времени остается у спецконтингента, тем легче его контролировать.
Есть интерес в работе и у осужденных, поскольку вероятность выйти условно-досрочно выше при наличии трудового лагерного стажа. За хорошую добросовестную работу можно регулярно получать поощрения, которые зачастую приводят к смягчению режима и целому ряду послаблений (увеличение количества положенных передач и посылок, увеличение размера суммы, которую можно потратить с лицевого счета в магазине и т.д.). Кроме того, трудоустроенность — важный элемент в подготавливаемой начальником отряда справке-характеристике, которую готовят на комиссии по УДО и потом передают в суд. (тут ссылка на карточку про УДО). Ну и наконец, время в заключении для неработающего тянется гораздо медленнее.
Теоретически, хорошим подспорьем для осужденного должна была быть заработная плата, особенно если родственники не богаты, а на воле остались иждивенцы, и тем более, если есть признанный судом материальный ущерб от преступления, который надо возместить. Однако очень редко зарплаты хватает на что-либо, помимо покупки продуктов и вещей первой необходимости в магазине при колонии (подробнее про магазин в карточке РС)
Существует довольно распространенная практика, когда осужденных трудоустраивают в порядке ст. 106 УИК т.е. фактически на общественных началах: по общему правилу, каждый заключенный обязан трудиться бесплатно на работах по благоустройству колонии и прилегающей территории не больше двух часов в неделю, но “по письменному заявлению осужденного” или “по постановлению начальства о необходимости срочных работ” продолжительность может быть увеличена.
Наряду с этой распространена и другая практика: деление одной ставки на части. Осужденный, оформленный на 0,1 ставки, например, дневального отряда, получает 10 % от положенной зарплаты. За минусом вычетов на одежду, питание, коммунальные расходы в итоге может получиться в месяц и 40 рублей. Осужденные, трудоустроенные на должностях, связанных с физическим трудом на производстве, каких-либо послаблений со стороны администрации учреждения не имеют. Ну разве что получают возможность использовать оборудование и приобретенные навыки работы на нем в своих личных интересах (например можно сшить себе или другим удобную и внешне более привлекательную робу), и могут ежедневно посещать банный комплекс (остальным осужденным баня полагается раз в неделю).
Более вольготно себя чувствуют заключенные, занимающие должности, связанные с организаторской работой (завхозы, дневальные, старшие объектов – клуба, бани, храма, столовой и т.д.). Они систематически контактируют с представителями администрации колонии, их обычно знают по именам, фамилиям, и в лицо. В их отношении допускается ряд послаблений со стороны сотрудников (разрешаются элементы гражданской одежды, более неформальное общение с работниками ФСИН, свободное перемещение по территории колонии и т.д.). Многим еще во время нахождения в карантине сразу после прибытия в колонию (про прием в колонии- в карточке РС). предлагают за денежное вознаграждение обеспечить назначение на хорошую должность. Нельзя сразу соглашаться, поскольку это может оказаться мошенничеством. Практика назначения на хорошую работу за деньги в некоторых колониях действительно существует, однако вступать с незнакомыми заключенными сразу в такие договорные отношения опасно: могут и обмануть, и тогда деньги будет вернуть уже невозможно.
Разумно сразу после прибытия в колонию и потом каждому сотруднику администрации учреждения говорить, что готов трудиться, потому что заинтересован выйти по УДО. При распределении на работу — соглашаться с тем, что предложили и работать, одновременно налаживая контакты среди осужденных и узнавая, какие есть возможности для более комфортного и интересного трудоустройства и кто мог бы в этом посодействовать.
Поделиться ссылкой:
«Пропустишь килограмм помидоров — всех сдадут»
Бывают случаи, когда преступные приказы сотрудникам отдает руководство. Когда я работал начальником оперативного отдела, руководство регулярно требовало пропускать при досмотре средства связи, холодное оружие, алкоголь и наркотики для «блатных» зэков, которые влияли на обстановку в колонии.
При этом сотовая связь была под жестким контролем: по закону можно просматривать переписку осужденного и прослушивать его телефонные переговоры. Чтобы избежать проблем с «блатняком», мы или ставили «глушилки», перекрывающие связь, или подсовывали зэкам наши SIM-карты для прослушки.
В производственной зоне, где работают заключенные, тоже творился беспредел. Начальство получало нехилые откаты, закупая товары с наценкой у поставщиков, которые имели с этого выгоду и возвращали им часть суммы, взятой из госбюджета. У рядовых сотрудников свой способ заработка: это продажа водки и наркотиков заключенным. За 12 лет службы я поймал восемь «продавцов» в своей колонии. Наценка у них бешеная. Если на свободе бутылка, условно, стоит 100 рублей, то за решеткой — 1400. С остальной «запрещенкой» ситуация такая же.
Конечно, есть поставщики наркотиков и среди арестантов. Их помогают вычислять завербованные зэки-стукачи, которые за поблажки на зоне сливают каналы поставок «запрещенки» и сдают арестантов, готовящих беспорядки. В основном стукачи работают за свидания, зачеркивания на рабочих карточках отметок о нарушениях, возможность лишний раз помыться или за скоропортящуюся еду, исключенную из тюремного рациона. Пропустишь килограмм помидоров — они за это всех сдадут как на духу.
Корпорация «Зона»
Сегодня ФСИН — это огромная «госкорпорация» с чистой прибылью свыше 1 млрд рублей в год. Ведомство контролирует 35 ФГУПов, которые выпускают более 100 000 наименований продукции: одежду и обувь, мебель, спецавтотранспорт, прицепы, стройматериалы, трубы, арматуру, продукты.
У каждого ФГУПа свой профиль. Если в Красноярском крае местный ФГУП валит и продает лес, то в Санкт-Петербурге выпускает рыбные консервы. Все руками осужденных. В российских колониях, тюрьмах и изоляторах сидят 680 000 человек. Из них могут работать 450 000 человек, но лишь 35% заключенных — 158 000 человек — заняты на оплачиваемых работах.
«Никогда, даже в период максимального развития производства, мы самостоятельно новые виды производства не создавали», — распекал подчиненных в этом году на рабочем совещании в Челябинске начальник управления трудовой адаптации осужденных ФСИН Александр Сорокин. В 2012 году учреждения ФСИН получили 65 млн рублей поддержки от региональных властей, но это не повлияло ни на объемы производства, ни на занятость зэков. «Если это не швейное производство, все лежит мертвым грузом из-за отсутствия заказов», — говорил на том же совещании Сорокин. Одежда и обувь в структуре производства занимает почти четверть, что приносит ФСИН 6–8 млрд рублей выручки в год.
Основной заказчик одежды и обуви — сама ФСИН, МВД и Минобороны.
Ежегодно Минобороны размещает заказы на вещевое имущество примерно на 12 млрд рублей. «Заказы эти достаются посредникам — частным предпринимателям, которые 30% из них размещают у нас [на зонах], — отмечает Сорокин. — Если бы мы контактировали с Минобороны напрямую, дешевле было бы и военным». Налаживанием прямых контактов и будет заниматься Торговый дом.
Сколько получают осужденные?
Средняя зарплата осужденных на принудительные работы на предприятиях выше, чем у заключенных. Как сообщила начальник пресс-бюро ФСИН РФ Кристина Паньшина «Известиям», в Новгородской области она составляет 24 тыс. руб.
По словам Паньшиной, в ряде случаев зарплата осужденных на принудительные работы превышает среднюю зарплату по региону. Так, в Белгородской области зарплата доходит до 224 тыс. руб., в Новгородской области — до 102 тыс. руб., Приморском крае — до 94 тыс. руб., Волгоградской области — до 80 тыс. руб.
Впрочем, вице-президент подразделения Международного комитета защиты прав человека в России Иван Мельников считает, что суммы, которые приводит ФСИН, могут быть только в двух случаях: это зарплата не за месяц, а за год, или же это единичные эпизоды.
Вопрос-ответ
Может ли осужденный пожизненно выйти по УДО?