История
Следственный изолятор Лефортово – один из самых старых мест лишения свободы на территории нашей страны. Военная тюрьма в Лефортово была построена в 1881 году в Москве при Александре 2. Изначально здесь содержались только военные преступники. Здание много раз реконструировалось.
В конце 20-го года здание стало называться Московской-Лефортовской тюрьмой-распределителем. А уже после тюрьма переняла статус следственного изолятора. Раньше заключенные содержались в одиночных камерах, причем общение с сотрудниками тюрьмы было строго-настрого запрещено. Из-за такой изоляции от внешнего мира многие осужденные стали проситься на каторжные работы, а другая их часть просто сходили с ума.
Несмотря на то, что в настоящее время режим следственного изолятора не такой жестокий, многие заключенные также, попадая сюда, становятся неадекватными и сумасшедшими. Об истории этого места известно очень мало. Ни в одном из исторических источников нет развернутой информации о Лефортово.
Даже краеведы, работающие в этом районе Москвы, много сказать о тюрьме не могут. Как раньше, так и сейчас всю информацию о ней можно узнать только от заключенных и их родственников. Журналистов и другиех интересующихся историей этого МЛС внутрь не пускают. Лефортово полно тайн и загадок.
В формировании названия этого СИЗО ничего загадочного нет. Тюрьма стала называться «Лефортово», как и район в котором она находится. А район, в свою очередь, получил такое название от друга и сподвижника Петра 1 – Лефорта. Он помогал императору в обучении солдат и ведении военного дела. Раньше на месте района находился замок Лефорта, спустя определенное количество времени рядом с ним были построены около 500 домов для солдат. Позднее район стал называться «Лефортовским».
Самые известные арестанты и побеги
У сотрудников следственного изолятора Лефортово существует шутка о том, что в архивах тюрьмы известных фамилий намного больше, чем в любом учебнике истории. Действительно, за этими высокими бетонными стенами побывало немало известных и на наш день заключенных.
Известна лишь малая часть их фамилий:
- Карл Янович Бауман – известный советский партийный деятель, который попал в тюрьму без каких-либо определенных оснований (как позже выяснилось в его письме, написанном кровью в тюрьме Лефортово). В Лефортово его избивали и мучили до смерти, после чего в возрасте 45 лет он умер.
- Виктор Семенович Абакумов – советский деятель, генерал-полковник, который был заключен в Лефортовскую тюрьму за ложные обвинения в государственной измене. Вместе с ним в тюрьму были посажены его жена и 4-месячный сын. Его расстреляли, а жену с ребенком за несколько дней до смерти выпустили на волю.
- Мало кто знает, но Василий Иосифович Сталин год находился в Лефортовской тюрьме за клеветацию.
- Кирилл Афанасьевич Мерецков – известный советский военачальник, был обвинен за контрреволюционную деятельность и отправлен в тюрьму в Лефортово. Там поддвергался пыткам и физическому насилию. После был освобожден и отправлен на фронт.
- Юрий Константинович Соколов – попал в Лефортово за многочисленные хищения. В возрасте 61 года был расстрелян в тюрьме.
На счету этого места лишения свободы есть и несколько побегов. Так, к примеру, в 1920 году отсюда смогли сбежать двое осужденных – Клеткин Григорий и Дроженников Сергей.
Во время ремонта в системе отопления они смогли проделать дырку в полу, через которую чуть позже смогли сбежать. В 1994 году двое заключенных красили забор во дворе тюрьмы. Охранники не смогли хорошо уследить за осужденными, и они сбежали. Уже к вечеру их вернули назад, а охрану усилили.
Как правило, в этом СИЗО находятся крупные чиновники или богатые люди. Поэтому бывало немало случаев, когда арестованные смогли подкупить охрану и таким образом покинуть тюрьму.
Упоминания в массовой культуре
А.И.Солженицын в 1974 году был овинен в измене Родине и сослан в Лефортовскую тюрьму. Спустя время он был освобожден и выслан из страны вместе со своей семьей. Поселившись в Цюрихе, он долгое время писал своему другу в Россию, а в письмах не раз упоминалась информация о Лефортово, о содержании в этом месте. В настоящее время эти письма можно найти в доме-музее Солженицына в Москве.
Также, Лефортово упоминает рэп-исполнитель Oxxxymiron в треке «Пора возвращаться домой» вместе с Би-2, слова «…Здесь пусть не комфорт, но и не Лефортово. А ты упорно ждешь телепорт домой, чтобы торкнуло».
Таким образом, следственный изолятор Лефортово полон большого количества тайн и загадок. Полной информации о том, как на самом деле обстоят дела внутри здания никто кроме самих заключенных рассказать не может. Но несмотря на это, вывод о том, что в настоящее время в СИЗО не такие жестокие и ужасные условия, какие были раньше, сделать все-таки можно.
Женский ад: в московском СИЗО «666» творятся страшные вещи
Жизнь под лавкой с тараканом
Женский СИЗО в Печатниках стоит рядом с красивейшим храмом. Тут решетки — там витражи, тут бетонные заборы — там цветочные ограды. Вот уж поистине грешное и святое на Земле всегда идут рядом. Словно в доказательство этому — последняя поступившая правозащитникам жалоба. Ее автор — 91-летняя монахиня Елизавета, внучка которой сейчас находится в СИЗО. Престарелая отшельница много лет была настоятельницей монастыря, где воспитывались сироты. И когда ее родную внучку задержали с наркотиками, она была уверена: за решеткой ей не придется болеть или голодать… Увы.
Большинство сотрудников изолятора №6 — сами женщины. Ах как идет им новая фсиновская форма! И ведь некоторые приятны не только внешне. У них душа разрывается, глядя на арестанток, они рады бы облегчить их участь, но из-за сокращения штата и резкого увеличения числа заключенных не хватает ни рук, ни времени.
Итак, вот цифры: на 5 июня 2021 года в женском СИЗО при лимите 892 человека содержится 1357. Переполненность составляет 57%.
Думаете, судьи не знают, что единственный СИЗО переполнен? Отлично знают! Об этом их информируем и мы, и ФСИН. Но люди в мантиях все равно снова и снова избирают женщинам самую строгую меру пресечения. И ладно, если бы речь шла только об убийцах и других опасных для общества преступницах. Снова увы! Без кого не смогли обойтись наши правоохранительная и судебная системы?
Вот, скажем, без Кати, которая взяла у соседей самокат, чтобы съездить на нем за водкой.
Или без больной раком Надежды, которая украла в супермаркете головку дорогого сыра.
Без многодетной матери Натальи, которая подозревается в махинациях со страховками.
Без Елены, которая была задержана на границе по обвинению в организации незаконной миграции.
Без Светланы, которая присвоила себе чужой мобильный телефон…
Я могу продолжать бесконечно долго. В каждой камере есть как минимум 3–4 женщины, которые нанесли настолько смехотворный ущерб, что выдавать их за опасных преступниц даже стыдно. Они вполне могли бы находиться до приговора под подпиской о невыезде или под домашним арестом. Но следователю так неудобно (вдруг скроется, и у него не будет «палки»? Вдруг откажется дать признательные показания?) Если бы идею Верховного суда РФ декриминализировать преступления с ущербом до 5 тысяч рублей поддержали депутаты Госдумы, то их бы вообще не имели права сажать. Но опять и опять — увы. Депутаты не поддержали, а значит, женщин можно бросать за решетку.
Как живут они в СИЗО и что стоит за сухим языком цифр перелимита?
Камера №108.
Здесь временно сосуществуют сразу 55 женщин возраста и социального статуса. Почти что женское общежитие.
— Спальное место есть у всех? — спрашивает у них моя коллега, член ОНК Анна Каретникова. Те в ответ усмехаются. Указывают на дальний угол. Там на полу лежат вповалку несколько женщин.
— А раскладушек нет? — уточняю я.
— Даже если их принесут, их ставить тут негде, — разводят руками заключенные.
Мне предлагают сесть на большую лавку у стола, за которым обычно обедают. Присаживаюсь и замечаю, что прямо под моими ногами что-то начинает шевелиться.
— Ой, здесь кто-то есть?
Есть… Под лавкой устроилась на полу одна из заключенных. Спит, свернувшись калачиком, и шевелится во сне. Заглядываю под другие лавки — везде женщины… Это похоже на вокзал или на лагерь для беженцев. Разве можно вот так с женщинами?..
Камера № 306.
На 44 спальных места здесь приходится 55 женских душ.
— Плюс 11, — рапортует старшая по камере. — То есть у 11 зэчек нет шконки.
— Кровати, а не шконки, и заключенные, а не зэчки, — поправляют сотрудники.
Как ни назови, но факт остается фактом.
Примерно такая же ситуация в других камерах. Меняются только лица тех, кому не досталось кровати и кто вынужден в прямом смысле жить на полу.
Раскладушек и здесь нет. Но даже если бы сейчас завезти в СИЗО их хоть тысячу, это, как правильно заметили заключенные, ничего бы не решило: ставить их просто некуда.
Долгое время женщинам, которые живут на полу, давали только один тоненький, местами сбившийся до состояния тряпки матрас. Потребовались месяцы борьбы правозащитников с администрацией, чтобы стали выделять по два матраса. Это победа. Но стоит только ОНК не появиться в СИЗО несколько дней, как вторые матрасы давать перестают. А еще их отнимают — в наказание за провинность.
Есть в СИЗО несколько женщин, которым спать даже на двух матрасах невыносимо больно из-за травмы позвоночника. Добиться разрешения на специальный, утолщенный матрас практически нереально. Вот, к примеру, Елена Р. из камеры №107 — страдает грыжей, на позвоночнике у нее кисты, но ни матраса ей не разрешили, ни даже корсета (он ей был еще на воле «прописан», а в СИЗО его не принимают, ссылаясь на то, что внутри могут быть запрещенные предметы…).
— Здесь в принципе жить можно, — говорит одна из заключенных в очередной камере. — «Здесь» — в смысле под лавкой. Если не время обеда, то вообще тут самое спокойное место. Может, тут даже и лучше, чем на втором ярусе кровати. А то ведь оттуда столько женщин за последнее время попадало (в СИЗО №6 не на всех двух ярусных кроватях есть лестницы и ограничители. — Прим. авт.). Единственное — тараканов тут больше всего.
— Да тараканы сейчас везде, — подхватывают сокамерницы. — Они все заполонили! Недавно их травили чем-то, но эффекта ноль.
Толпа заключенных расступается и пропускает вперед бабушку. Очень-очень старенькую, сгорбленную, в очочках, интеллигентную.
Людмила Ивановна обвиняется в убийстве единственного сына («МК» рассказывал об этой истории в феврале). По версии следствия, 76-летняя мать застрелила его из пистолета, потом пыталась вскрыть себе вены. Правда, непонятно, как старушка своими трясущимися руками, которые и миску с супом не могут удержать, вообще подняла пистолет. Но суть не в этом. Собственно, она вину признает и просит, чтобы ее поскорее отправили в колонию, но только не в психушку. Нас бабушка умоляет найти ей адвоката. Мы обещаем. И — забегая вперед — обещание свое сдержим.
Женщины шумят-галдят. Столько у них жалоб, столько вопросов.
Люди в мантиях снова и снова избирают женщинам самую строгую меру пресечения (фото из другого изолятора). Фото: Геннадий Черкасов
«А под скамейкой спала тяжелобольная женщина, — напишет потом моя коллега Анна Каретникова в отчете. — Еще две сидели в дальнем углу на полу на старых черных матрасах. Мы спросили: вы всегда там сидите? Они отрешенно кивнули и снова устремили взгляд куда-то вдаль, сквозь нас. Было похоже на сцену с аксакалами у стены из фильма «Белое солнце пустыни». По безучастности взглядов — точно. Будто некая оккупированная территория… с пленными… ранеными — ни в одном из других московских СИЗО не возникает такого тягостного, мучительного ощущения».
Фото: oficery.ru
Задержка дыхания в боксе смерти
Сборное отделение. Здесь находятся те, кто только прибыл, или же больные на карантине. В одном помещении женщина с краснухой (хотя она уверяет, что уже давно болела, а снова заразиться ею нельзя, и, выходит, у нее какой-то совершенно иной недуг, который не хотят диагностировать). Во втором — три женщины с подозрением на туберкулез (пока официально диагноз им не поставили, но сотрудники СИЗО уже знают о том, что они больны).
Прошу выдать нам марлевые повязки, но их на караульном посту нет. Сами сотрудники стараются в камеру к туберкулезным просто не заходить. Но мы так не можем.
Дверь открывается, и мы словно попадаем в баню: влажный спертый воздух, форточка плотно закрыта, вентиляции нет. В таком помещении любой здоровый коня двинет, не то что больной. Три женщины еле живы. Изможденные лица, не хватает сил, чтобы просто поднять руки. Все кричат: «Воздуха! Дышать!».
— Как давно вас выводили на свежий воздух на прогулку? — спрашиваем у них.
— Четыре дня назад, — отвечают они.
— И четыре дня никто не предлагал вам даже прогуляться? — нам не хочется верить в это.
— Нет, никто…
— К вам подходил медработник в течение этой недели?
— Нет. К нам вообще кто бы то ни было боится заходить.
— Вы писали заявления на имя врача и руководства?
— Да. Мы написали много заявлений и жалоб.
— Вам приносили журнал регистрации заявлений для ваших росписей?
— Нет. Журнал регистрации нам не приносили ни разу. Можно открыть окно? Или… на прогулку? Чуть-чуть подышать?.. Пожалуйста! Попросите их! Ну, пожалуйста!!!
Мы не выдержали в этой камере даже нескольких минут. Назвали ее боксом смерти. Самое печальное, что наши коллеги были здесь неделю назад, просили администрацию расселить эту душегубку. Проветрить ее, продезинфицировать. Сотрудники обещали непременно все сделать и… не сделали.
Вот и сейчас нам обещают открыть форточку (хотя говорят, что это очень сложно, нужна лестница и специально обученный человек), немедленно отвести женщин на прогулку (хотя за окном уже темнеет, и мы сомневаемся, что их выведут в столь поздний час).
Заместитель председателя ОНК, обозреватель МК во время проверки женского изолятора. Фото: Ева Меркачева
Эта камера, пожалуй, самое страшное, но во многих других тоже нет вентиляции или она не работает.
— Недавно мы вошли в камеру 202 и едва не оглохли от отчаянного крика: «Как дышать?! Как жить? Как не заболеть и не умереть?!» — рассказывает член ОНК Анна Каретникова. — В таких условия любая инфекция распространяется мгновенно.
Но вместо того, чтобы это предупредить, в СИЗО начали применять порочную и явно незаконную практику — вновь прибывших заключенных поднимают сразу в камеры, минуя карантин! Мы обнаружили нескольких женщин, которых в карантине не держали даже суток и у которых не брали кровь и не делали флюорографию. Сокамерницы таких сторонятся первое время: никто не хочет заразиться сифилисом или еще какой-то болезнью.
Бывает, и такое — у заключенной обнаружат недуг, но не сообщают ей об этом. Просто дают горсть таблеток без объяснения причин.
В камере №306 заключенные едва бунт не устроили, когда одной из женщин принесли противотуберкулезные препараты.
— Я до сих пор не знаю, больна ли туберкулезом, — говорит она. — Медики не говорят, только лекарства передают. А что, заключенный не имеет право знать о своем диагнозе? Надеюсь, я никого тут не заражаю…
Фото: Ева Меркачева
Черный кисель с липким хлебом
Еда в «СИЗО 666» в последнее время, по словам женщин, стала отвратительной. Кисель — черный, хлеб — как жижа. Мы сомневаемся в объективности, но арестантки спешат подтвердить свои слова и приносят остатки буханки, выданной им на обед. Даже удивительно, что хлеб может быть таким… липким.
— Это не потому что он не пропеченный, — объясняют сотрудники. — Просто качество муки, которую привезли в последний раз, плохое.
Но почему такую муку принимают? Почему пекут из нее хлеб?
Многие женщины питаются только тем, что им дают в СИЗО. Касается это и тех, у кого есть деньги на счету или родные, готовые в любой момент привезти передачки.
Одна беда — очередь в бюро приема передач нужно занимать за несколько дней. Разве выдержат такое пенсионеры или иногородние? Потому зачастую у них один выход — купить очередь. Стоит это «удовольствие» 3–5 тысяч рублей. Понятно, что такая торговля очередью незаконна, но никто бороться с ней не желает. Да что говорить, если адвокаты со следователями дерутся в очередях на входе в СИЗО, чтобы попасть к заключенным.
Заказать продукты в интернет-магазине заключенные женщины могут, но и тут сложности. Во-первых, ассортимент скудный — из фруктов и овощей предлагаются только лук, чеснок, имбирь и лимоны.
Во-вторых, цены завышены порой в несколько раз (к примеру, тушенка, которая в обычных магазинах стоит 100 рублей, продается здесь по 200). В-третьих, приносят заказы подчас через 3–4 недели. Вообще жалоб на работу интернет-магазина столько, что впору проводить целое расследование. ФСИН России обещал нам разобраться со всем этим безобразием еще в начале года, но лучше не стало. Продукты не доносят или приносят уже пропавшими, подменяют одно наименование другим, теряют и т.п.
Касается это не только еды, но и непродовольственных товаров.
— Гель для душа заказала, и вот посмотрите, что мне принесли! — одна из заключенных показывает тюбик, на котором написано «гель мужской».
В камере 108 нам показывают протекающий чайник объемом в полтора литра. Из него пьют чай и моются (ибо горячую воду отключили) 55 женщин! Как такое возможно? Администрация считает, что возможно, потому запрещает второй чайник и не дает обменять этот на объемом побольше. Говорят, мол, сеть не потянет нагрузок, пробки выбьет…
Фото: Геннадий Черкасов
Куда послал фельдшер?
Но хуже всего с медицинской помощью. Вот где настоящий ад. Спрашиваем у беременной на восьмом месяце женщины: «Как часто вас осматривает гинеколог?»
Девушка, после секундной паузы, не раздумывая:
— Только когда приходит ОНК (Общественная наблюдательная комиссия — «МК»).
Одна из заключенных рассказывает нам, что у нее кровотечение вот уже месяц. К доктору ее так и не отвели:
— А я же здесь не пожизненно, я выйти хочу и родить еще.
Каретникова вспоминает про другую заключенную с похожей историей, которая уже закончилась трагедией.
Гинеколога не было в СИЗО, когда у нее начались сильнейшие боли. Она нам говорила: «Я писала заявления каждый день. Я звала врача каждый день в течение месяца. Гинеколога не было. Потом врач вышла на один день. Из-за меня. И когда я описала ей эти боли, вот тогда все забегали… засуетились… Потом меня привезли в больницу. Но, наверное, поздно — рак выявили на последней стадии. Это так больно… я не могу описать».
Очередная арестантка со слезами жалуется:
— У меня апелляция завтра. А окончательного диагноза — нет. Нет справки. Что я скажу суду?
Заключенная по имени Надежда не выдерживает и тоже вступает в диалог:
— Ой! Я хочу пожаловаться на фельдшера Женю, девушку такую. Она плевать на больных хотела и шлет всех на… Так и говорит: «А идите вы все с заболеваниями вашими!» Это разве хорошо, правильно?
Девушки продолжают свои шокирующие откровения: например о том, что если случается что-то критическое, они подбегают к окнам и орут: «Врача!». Только тогда кто-то приходит на помощь. Но потом за это наказывают, поскольку считается нарушением правил распорядка.
Кстати, про крики. 9 мая в 10 часов вечера несколько заключенных во время салюта выкрикнули «ура!». Одна из них потом получила уведомление о нарушении режима. Еще одну девушку наказали за то, что она в пасхальную ночь смотрела по телевизору богослужение. Оба случая произошли в смену, когда дежурила некая инспектор, которую все называют не иначе как бездушной мегерой.
Исполняющий обязанности начальника «СИЗО 666» Алексей Обухов.
Увы, бездушные сотрудницы (которых и женщинами сложно назвать) тут есть. А как иначе относиться к надзирательницам, которые отказываются помочь матери выяснить судьбу ее ребенка? Елена Ш. еще 14 мая родила в больнице, куда ее вывезли из СИЗО. Женщину вернули в изолятор, а младенец остался в клинике. Елена умоляет: «Выясните о нем хоть что-то!». Но сотрудники отвечают, что это не входит в их обязанности. Наверное, не входит. А простые человеческие просьбы — они для людей, а не для сотрудников СИЗО.
Поток жалоб настолько огромен, что мы не успеваем записывать. Все они похожи: не выдали медсправку, не приняли лекарства, прервали ВИЧ-терапию, не лечат, не дают обезболивающих…
Да что же это в конце концов такое?
Как точно сказала Анна Каретникова: мы чувствуем, что зло рядом, мы пытаемся разгрести его руками и словами, но приручить зло — невозможно. Очень жаль, что в данном конкретном случае олицетворением зла являются сотрудники следственного изолятора. Которые, кажется, задались только одной целью — вынести свой приговор арестанткам еще до решения суда. Смертный приговор…
Прошу считать эту публикацией официальным обращением:
к председателю Верховного суда РФ Вячеславу Лебедеву на предмет проверки законности действий судей, выбирающих женщинам самую строгую меру пресечения;
к директору ФСИН России Геннадию Корниенко на предмет проверки соблюдения прав женщин в СИЗО.
Особенности тюремного режима
У здания изолятора есть одна особенность. Вдоль окон проходят балконы-террасы, которые сразу можно заметить. По ним ходят охранники, которые в любой момент могут заглянуть в окно камер и посмотреть, чем занимаются заключенные. В камерах в любое время суток всегда включен свет.
В одной из статей от октября 2021 года (https://ru.krymr.com/a/28076894.html) один журналист давал интервью про СИЗО Лефортово. По его словам, Алексей Пичугин – всем известный бывший глава отдела внутренней экономической безопасности в нефтяной , осужденный на пожизненное заключение за организацию убийств, говорил своему адвокату о том, что во время допроса в Лефортово ему предложили чай или сигарету, после которой вернули в камеру на носилках, в беспамятном состоянии.
Как отозвался сам журналист: «Это особенность изолятора Лефортово.» По всей видимости, это не единственный случай подобного допроса в этом месте. Хотя, судя по тому как здесь содержатся заключенные, сложно представить такой «беспредел».
