1. В одном производстве могут быть соединены уголовные дела в отношении: 1) нескольких лиц, совершивших одно или несколько преступлений в соучастии; 2) одного лица, совершившего несколько преступлений; 3) лица, обвиняемого в заранее не обещанном укрывательстве преступлений, расследуемых по этим уголовным делам.
2. Соединение уголовных дел допускается также в случаях, когда лицо, подлежащее привлечению в качестве обвиняемого, не установлено, но имеются достаточные основания полагать, что несколько преступлений совершены одним лицом или группой лиц.
3. Соединение уголовных дел, находящихся в производстве следователя, производится на основании постановления руководителя следственного органа. Соединение уголовных дел, находящихся в производстве дознавателя, производится на основании постановления прокурора. Решение о соединении уголовных дел о преступлениях, подследственных в соответствии со статьями 150 и 151 настоящего Кодекса разным органам предварительного расследования, принимает руководитель следственного органа на основании решения прокурора об определении подследственности. В случае, если предварительное расследование осуществляется в форме дознания, указанное решение принимает прокурор .
4. При соединении уголовных дел срок производства по ним определяется по уголовному делу, имеющему наиболее длительный срок предварительного расследования. При этом срок производства по остальным уголовным делам поглощается наиболее длительным сроком и дополнительно не учитывается.
Статья 153 УПК РФ. Соединение уголовных дел (действующая редакция)
1. Соединение уголовных дел как общее условие предварительного расследования обеспечивает его всесторонность, объективность и полноту. В этих целях орган расследования объединяет в одном производстве два или более уголовных дела при наличии указанных в комментируемой статье оснований.
2. Всесторонность, объективность и полнота расследования не должны вступать в противоречие с другими принципами уголовного процесса. Так, осуществление права обвиняемого на защиту возможно лишь от индивидуального, конкретного обвинения. Бесконечное исследование «темного прошлого» обвиняемого практически лишило бы его этого процессуального права. Чрезмерное требование раскрытия всех преступлений, совершенных всеми лицами, противоречит праву быть судимым без неоправданной задержки (п. «с» ч. 3 ст. 14 Пакта о гражданских и политических правах). Необоснованное соединение дел чревато превращением производства в бумажного многотомного «монстра», затягиванием процесса и нарушением сроков расследования, судебного разбирательства, содержания под стражей. По этой причине в отличие от УПК РСФСР 1960 г. в действующем Кодексе соединение дел уже не пользуется явным приоритетом перед их выделением. Однако УПК в ред. ФЗ от 4 июля 2003 г. предоставил судье право возвратить дело прокурору, если имеются основания для соединения дел (п. 4 ч. 1 ст. 237). В результате эта норма стала в некотором смысле санкцией за несоединение дел во время производства предварительного расследования.
3. Как правило, для соединения дел необходима доказанность участия лиц в совершении преступлений. Поэтому дела соединяются в отношении обвиняемых (после вынесения постановления о привлечении в качестве обвиняемого). Как исключение закон не запрещает соединять дела и в отношении подозреваемых, и даже в отношении неустановленных лиц. Вместе с тем следует отметить, что в силу презумпции невиновности обвиняемый считается невиновным в совершении преступления вплоть до вступления в законную силу приговора суда. Поэтому при соединении дел неправомерно, на наш взгляд, говорить о совершении обвиняемыми и тем более подозреваемыми преступлений, как это делается в ч. 1 комментируемой статьи. Ее положения следует толковать ограничительно, например, говорить не о совершении одним лицом нескольких преступлений (п. 2 ч. 1 комментируемой статьи), а о наличии у лица процессуального статуса обвиняемого или подозреваемого по нескольким уголовным делам и т.д. Часть 2 комментируемой статьи дает право соединения дел в отношении неустановленных лиц, если есть доказательства о том, что преступления совершены тем же лицом или той же группой. Это могут быть доказательства о специфическом способе совершения преступления, предмете преступления (например, принадлежность к одной партии поддельных денег).
Особой разновидностью соединения дел является объединение в одном производстве встречных заявлений по делу частного обвинения (ч. 3 ст. 321 УПК).
Не допускается соединение дел по иным основаниям (общности преступных результатов неосторожных деяний несоучастников; небрежного хранения оружия и использования его другим лицом).
4. Условием соединения является наличие самих возбужденных и расследуемых дел, поскольку в одном производстве могут быть соединены только уголовные дела, но не материалы. Из этого условия вытекают следующие правила: а) не могут быть соединены дела, приостановленные и прекращенные, без соответственно возобновления дела или отмены постановления о прекращении дела; б) если в ходе расследования обнаружено новое преступление (событие, факт, по которому первоначально дело не возбуждалось), то необходимо сначала в порядке ст. 146 УПК принять решение о возбуждении нового дела, а затем соединять их в одном производстве. Об этом см. коммент. к ст. 146.
5. Часть 3 комментируемой статьи (в ред. ФЗ от 5 июня 2007 г. N 87-ФЗ) установила, что соединение дел допускается на основании постановления руководителя следственного органа. Однако ч. 7 ст. 151 УПК наделяет прокурора полномочием определять подследственность дела при соединении в одном производстве уголовных дел, подследственных разным органам предварительного расследования. Использование термина «предварительное расследование» позволяет заключить, что соединение дел возможно при любой форме расследования, в том числе и при дознании. Постановление о соединении уголовных дел, расследуемых в форме дознания, по смыслу закона выносит прокурор.
Источник комментария:
Под ред. А.В. Смирнова «КОММЕНТАРИЙ К УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОМУ КОДЕКСУ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ» (ПОСТАТЕЙНЫЙ), 5-е издание
СМИРНОВ А.В., КАЛИНОВСКИЙ К.Б, 2009
Уголовное дело по ст.159 УК РФ прекращено
Кривое не может сделаться прямым, и чего нет, того нельзя считать. Ветхий Завет. Екклесиаст 1:15
Существует мнение, что в современной России очень часто для решения корпоративных споров, споров об объектах собственности, состоятельные люди, бизнесмены, госчиновники, используя коррупционные связи в правоохранительных органах, лоббируют возбуждение уголовных дел в отношении своих партнеров, контрагентов, конкурентов, которые в ходе расследования дела очень часто оказываются за решеткой. Далее, не имея возможность защитить свою собственность либо коммерческие интересы, эти лица остаются как минимум без своих активов, да еще и получают длительные сроки заключения, что также не способствует защите или возврату своего имущества. Такие уголовные дела принято называть заказными, а заказчики этих дел, финансировавшие коррупционные интересы алчных до наживы следователей и прокуроров, как правило, с лихвой окупают свои финансовые затраты на возбуждение и расследование дела, либо просто получают моральное удовлетворение от устранения конкурента или неугодного субъекта.
Выделяют даже признаки заказных уголовных дел: как правило, они сопряжены с коммерческой деятельностью, возбуждаются во многих случаях по ч.4 ст.159 УК РФ, возбуждению дела предшествует либо молниеносная для подобной категории дел (несколько дней), либо, напротив, длительная, проходящая более полугода проверка заявления о преступлении. Очень часто возбуждению таких уголовных дел предшествовал или сопутствовал коммерческий спор, который разрешался либо разрешается в гражданском или арбитражном порядке.
Это повествование как раз об уголовном деле о мошенническом приобретении права на чужое имущество – часть здания стоимостью 280 млн. рублей, возбужденном следственными органами по ч.4 ст.159 УК РФ.
Как показывает практика по ч.4 ст.159 УК РФ (мошенничество в особо крупном размере) прекратить подобное уголовное дело либо добиться по нему оправдательного приговора – почти невозможная задача.
Существуют оценочные суждения, что дело, о котором идет речь, носило абсолютно заказной характер. По крайней мере, у лиц, привлекавшийся по нему к уголовной ответственности, по истечении трех лет расследования не оставалось в этом никаких сомнений. Лишь итоговое постановление, которым констатировалось прекращение уголовного дела по ч.4 ст.159 УК РФ за отсутствием в их действиях состава преступления, немного сгладило те негативные ощущения, которые они испытывали на протяжении трех лет, и возродило, почти погубленную веру в справедливость и честность сотрудников следственных органов.
У меня нет конкретных фактов, позволяющих мне достоверно утверждать о коррупционной составляющей этого дела. Вместе с тем, данные наблюдаемые и исследуемые мной на протяжении трех лет расследования, позволяют иметь мнение, что следователи, занимавшиеся расследованием дела, занимали исключительно пристрастную, тенденциозную, необъективную позицию, а все факты, обстоятельства и доказательства оценивались ими через призму соответствия фабуле дела, изложенной потерпевшим. Факты и доказательства, не противоречащие версиям потерпевших, безоговорочно принимались следствием, факты и доказательства, не укладывающиеся эти версии, неумолимо и, безусловно, отвергались либо игнорировались. А упорство и настойчивость, с которой следователи пытались направить это дело в суд, игнорируя не только позицию обвиняемых, но и требования надзирающих органов прокуратуры, общественных организаций, были дополнительными аргументами в пользу мнения о заказном характере дела. Так ли это, вы можете самостоятельно сделать вывод, ознакомившись с изложенными в этой статье фактами.
Как возбуждалось дело по ч.4 ст.159 УК РФ
Итак, история уголовного преследования моего подзащитного берет начало в октябре 2015 года, когда следователь по особо важным делам СЧ СУ по ЮАО ГУ МВД России по г. Москве возбудил уголовное дело №98077 по ч.4 ст.159 УК РФ. При этом корни вопроса уходят в 2012 год, когда следственными органами УВД по СЗАО ГУ МВД России по г. Москве было принято заявление от собственника офшорной компании Коровина Геннадия Моисеевича (здесь и далее данные фигурантов, наименования юридических лиц изменены – прим. авт.) и, который просил привлечь к ответственности директора подконтрольного ООО «Ф…», «переписавшую» компанию на себя. По его заявлению было возбуждено уголовное дело, которое длительное время расследовалось. В ходе следствия, как водится, заявитель допрашивался относительно тех обстоятельств, которые, по его мнению, свидетельствовали о совершении в отношении его или его имущества уголовного посягательства. Помимо показаний относительно хищения у него либо принадлежащим ему , заявитель активно рассказывал о хищении у ООО «Ф…» части здания площадью 1996,7 м² по адресу: Москва, ул. 5-ая Магистральная, д.12. Почти 3 года следователи СУ по СЗАО помимо основного дела в отношении Бурятовой Е.В. вели параллельное расследование так называемого «хищения» вышеназванной части здания. Не часто случается, что следователи так обеспокоиваются нарушением прав потерпевшего, что в рамках одного дела ведут два расследования в отношении совершенно разных лиц, по разным фактам, с единственно объединяющим данные расследования обстоятельством – личностью свидетеля и по совместительству единственного бенефициара ООО «Ф…». Причем совершенно очевидно, что озабоченно-напряженное расследование дополнительного эпизода шло в ущерб следствию по первоначальному делу, о чем красноречиво указывают бесконечные продления сроков следствия. Еще одна странность трехгодичного изучения второго эпизода заключалась в том, что он расследовался с нарушением территориальной подследственности СУ по СЗАО. Именно поэтому, собрав несколько томов нужного им доказательственного материала, следователи СУ по СЗАО выделили многочисленные допросы Коровина Г.М. в отдельное производство и вместе с допросами потерпевших, свидетелей, экспертизами, документами и прочим, направили этот материал в СУ по ЮАО. В течение всего нескольких дней следователи СУ по ЮАО возбудили уголовное дело по мошенничеству в особо крупном размере (ч.4 ст.159 УК РФ), фабула которого состояла в следующем: неустановленные лица изготовили договор купли-продажи на часть вышеуказанного здания датированный 06 февраля 2008 года, акт приема-передачи, расписку о получении денег – 17 000 000 рублей, а также два решения бенефициара кипрской компании Коровина Г.М. о наделении себя полномочиями генерального директора и одобрении сделки на продажу недвижимости, после чего передали указанные фальшивые документы в органы ФРС, обманули, таким образом, сотрудников ФРС и зарегистрировали переход права собственности на часть здания на подконтрольное им юридическое лицо. Изложенная фабула, на первый взгляд, не вызывала сомнений ни в обстоятельствах совершения хищения, так как подобные дела, сопряженные с подделкой всего комплекта документов, представляемых для регистрации перехода права собственности на недвижимость, были давно уже не редкостью в практике правоохранителей, ни в характеристиках поддонков, совершивших данное деяние, которые безусловно обладали дерзостью, беспринципностью, цинизмом, а главное чувством абсолютной безнаказанности за свои действия, так как могли быть изобличены простым исследованием вышеперечисленных документов. Вскоре двум фигурантам дела было предъявлено обвинение по ч.4 ст.159 УК РФ с фабулой, немногим отличающейся от вышеприведенной, а один из них даже задерживался на некоторое время и помещался в ИВС.
Версии совершенного мошенничества
Далее собственно и начались активные действия защиты по изобличению версий фактического потерпевшего относительно того, как в отношении него было совершено преступление. При этом я не оговорился относительно множественного числа слова ВЕРСИЯ, употребленного мной выше. За три с лишним года расследования дела свидетель Коровин Г.М., являющийся одновременно конечным бенефициаром юридического лица – собственника части здания, а по совместительству и подписантом всех вышеперечисленных документов (договора купли-продажи, акта приема-передачи, расписки о получении денег, решений о назначении себя на должность руководителя юридического лица – потерпевшего и т.д.) изложил, как минимум, четыре версии хищения у него части здания.
Сначала Коровин Г.М. утверждал, что обвиняемые стали собственниками здания «…абсолютно неожиданно» и «…данной организации (юрлицу контролируемому обвиняемыми – прим. авт.) я (Коровин Г.М.) здание не продавал». Очень четкая и ясная позиция, безусловно показывающая, что человек стал жертвой дерзких и опасных мошенников-фальсификаторов, которые используя свои навыки по изготовлению подложных документов, свои знания о предмете мошенничестве и о его собственнике, изготовили целый пакет подложных документов и безо всякой оплаты «переписали» на себя 2000 м2 дорогой московской недвижимости. Причем совершенно очевидно, что Коровин Г.М., являясь единственным подписантом от имени продавца всех основных документов, послуживших основанием для перехода права собственности, как никто другой должен был быть осведомлен, подписывал он именно эти документы, а не, например, сходные с ними, но другие, и вообще подписывал ли он какие-либо договоры, акты и расписки. При этом, тот факт, что Коровин Г.М. ранее работал следователем прокуратуры, адвокатом, а ныне являлся преуспевающим бизнесменом, давало следствию основания предполагать, что к подписанию столь важных документов он должен относиться особо осмотрительно и щепетильно, что, в свою очередь, давало возможность особо доверять его показаниям.
Однако через некоторое время наш заявитель меняет свои показания и при предъявлении ему оригиналов опороченных им ранее документов сообщает следователю, что «…мне на подпись данные документы не предъявлялись, мне на подпись давались чистые листы бумаги», и чуть позже вновь указывает «… никаких сделок по отчуждению своего имущества с ними…(т.е. с обвиняемыми – прим. авт.) … я не совершал…».
Совершенно естественно, что в подобных случаях для подтверждения показаний лица, пострадавшего от мошенников, проводят необходимые экспертизы. Не было исключением и это дело. Однако результаты экспертизы оказались совсем неожиданными для следователей: во всех без исключения документах (договоре, акте, расписке и двух решениях учредителей) подпись от имени продавца выполнена самим Коровиным Г.М., причем выполнена она поверх печатного текста. Таким образом, обе первоначальные версии хищения здания рухнули!
Зато сразу же после этого, у заявителя родилось новое объяснение произошедшего. Оказывается два фигуранта дела, которые впоследствии стали обвиняемыми, оказывали ему юридические услуги. В процессе оказания услуг он подписывал какие-то документы, каковыми могли оказаться именно те документами, на основании которых он впоследствии лишился собственности. Непонятная доверчивость, граничащая с халатностью, проявленная бывшим следователем и адвокатом, при подписании важнейших документов он объяснил на этот раз более оригинально, указав, что «был фактически зомбирован поведением вышеназванных граждан… Могу предположить, что Александров В.А. (один из обвиняемых по делу – прим. авт.) обладает навыками профессионального гипноза…».
Таким образом, с легкой руки потерпевшего мошенники-фальсификаторы превратились в мошенников-гипнотизёров.
В довершение, при новом допросе ранее «зомбированный» и «загипнотизированный» продавец заявил, что вообще не помнит, как его заставили подписать все документы.
Один человек сказал однажды: «Чем больше ложь, тем скорее в нее поверят!». Мне трудно сказать, знали ли следователи по делу этот знаменитый афоризм, его автора и его историю, но всем изложенным показаниям они верили безоговорочно. В чем причина такой щенячьей доверчивости: наивность следователей окружных подразделений полиции или начала, скрытые в личности успешного и обеспеченного бизнесмена Коровина Г.М., умевшего налаживать мосты и находить общий язык со всеми без исключения, а опыт работы следователем и адвокатом только способствовал ему в этом конкретном деле.
Что нужно, чтобы прекратить уголовное дело о мошенничестве
Прежде чем защита добилась прекращения уголовного дела о мошенничестве в особо крупном размере, около двух лет мы требовали допроса многочисленных (!) свидетелей, которые лично присутствовали при передаче похищенного здания. При этом Коровин Г.М., сам представил нового собственника обслуживающему персоналу и арендаторам, не будучи при этом похожим на зомби или жертву злодеев-гипнотизеров. Столько же следствие отказывалось допрашивать свидетелей, лично присутствовавших при передаче Коровиным Г.М. денег по договору купли-продажи, который он так страстно дезавуировал.
Защитной с помощью данных об авиаперелетах Коровина Г.М., данных о движении денежных средств на его банковских счетах, были опровергнуты его показания о том, что на дату подписания спорных документов в 2008 году он длительный период времени был в 2000 км. от Москвы.
Следствию были представлены многочисленные судебные акты арбитражных судов практически всех уровней, которыми Коровину Г.М., а точнее подконтрольным ему компаниям было отказано в признании спорного договора купли-продажи недвижимости недействительным. Причем в одном из решений, суд прямо указал, что иск в арбитражный суд обусловлен желанием прежнего собственника вернуть часть здания, и начать извлекать доход от использования его в коммерческой деятельности без возвращения уплаченных за имущество денежных средств нынешнему собственнику. Подобные действия, суд расценил как злоупотребление правом. Примечательно, что документы, которые с легкой руки продавца вменялись обвиняемым как «фальшивые», тем же продавцом, но в другом арбитражном процессе представлялись суду в качестве обоснования своих законных требований! На это обстоятельство прямо сослался арбитражный суд кассационной инстанции.
По делу были проведены многочисленные экспертизы. Часть из них уже затрагивалась. Помимо почерковедческих экспертиз по подписи продавца, проводилось несколько экспертиз по давности изготовления текста спорных документов. Результаты были неутешительными для прежнего собственника здания и следствия: две из них констатировали невозможность установления давности изготовления текста документов (экспертные центры Минюста и Минобороны), а одна установила соответствие даты документов периоду выполнения текстов.
Тогда следствие назначило еще одну экспертизу в экспертный центр ФСБ России, который сделал вывод, что договор купли-продажи и другие документы по сделке датированные февралем 2008 года, выполнены на бумаге 2011-2012 годов выпуска. Несмотря на то, что выводы этой экспертизы прямо не опровергали содержание и суть договора купли-продажи, его реальность, а главное возмездность, выводы этой экспертизы стали одним из главных доказательств обвинения, на которое оно ссылалось на протяжении почти трех лет расследования дела. Опровергнуть данные выводы было сложно по двум причинам: в России нет еще хотя бы одного экспертного учреждения, проводившего экспертизы давности изготовления бумаги, на которой был выполнен тот или иной документ. Во-вторых, методика проведения экспертизы, опуская все технические тонкости, состояла в сравнении представленной на исследование бумаги, на которой выполнен документ, с образцами бумаги, хранившийся в картотеке экспертного учреждения. При этом способ формирования названной картотеки образцов бумаги остался тайной за семью печатями и не был установлен в ходе следствия. На пачках бумаги, указанного экспертом производителя, не стоял год ее производства, в чем защита убедилась самостоятельно. Защитой были получены сведения от этого производителя бумаги о том, что образцы бумаги по партиям, годам и т.п. в экспертные учреждения, как ФСБ России, так и другие экспертные учреждения, не предоставляются. Таким образом, оставалось лишь догадываться, откуда эксперты брали образцы для сравнительного исследования, могли ли они при этом гарантировать, что образец, находившийся в картотеке в разделе, например, «год 2011», действительно был изготовлен в 2011 году, а не куплен в магазине в 2011, тогда как изготовлен в 2008 году. Очевидно, что без «прозрачного» способа формирования картотеки образцов для сравнительного исследования, выводы данной экспертизы не могли устроить ни защиту, ни любое лицо, выступающее за объективное и беспристрастное расследование. Однако, как уже случалось в этом деле не раз, следствие подобные моменты не заинтересовали, и устанавливать вышеназванные обстоятельства оно не стало.
Вместо этого следствие сконцентрировалось на подтверждении последней версии продавца здания о том, что он ничего не помнил относительно совершения им сделки купли-продажи. Состояние беспамятства продавец теперь связывал не с гипнозом и зомбированием, а наличием у него длительной психотравмирующей ситуации, вызвавшей состояние депрессии, по поводу которой он по назначению врача принимал соответствующие медицинские препараты, помимо прочего «запивая» их алкоголем. Исследование медицинских карт Коровина Г.М. (экспертиза проводилась спустя почти два года после исследуемой «психотравмирующей ситуации») дало основание врачам психиатрам сделать вывод, который я впервые встретил в своей практике. Мало того, что в экспертизе отсутствовало конкретное заболевание «страдающего» лица, а была лишь ссылка на сложное «расстройство личности», так еще и привычные для подобных экспертиз формулировки «не мог либо мог осознавать характер своих действий и руководить ими», были заменены на формулировку «… изменения … психики… лишали Коровина Г.М. способности понимать и оценивать факты, имеющие значение для прогнозирования последствий совершенных им действий». В довершение выводы об указанных неспособностях продавца по счастливой для него случайности касались именно трех месяцев апрель-июнь 2012 года, когда в органы Росреестра были поданы документы по рассматриваемой сделке.
Выводы этой экспертизы, стали еще одним столпом обвинения, которым следствие доказывало четвёртую версию продавца относительно причин продажи здания.
Защитой была проделана колоссальная работа по опровержению и так противоречивых выводов этой экспертизы. Причем я заранее опускаю показания многочисленных свидетелей, лично наблюдавших продавца и его состояние при регистрации договора и передаче имущества. Надо ли говорить, что сначала этих свидетелей следствие отказывалось допрашивать, а допросив – отказывалось им доверять. Защитой были предоставлены ряд рецензий ведущих психиатрических центров России, указывающих на многочисленные недостатки исследования, несоблюдения его методик. Были представлены и данные, с достоверностью позволяющие установить, что Коровин Г.М. в указанные в медицинских документах даты либо вообще не был в Москве, либо, согласно детализации его телефона, находился вдали от медучреждения, куда он якобы обращался за медицинской помощью. Данные регистратуры медучреждения вообще не содержали сведений об обращении Коровина Г.М. в медучреждения. Те же случаи, когда пациент не мог находиться на приеме у врачей, что неопровержимо было доказано защитой, были обыграны следствием путем допроса медработников, которые заявили, что записи в медкартах об оказании Коровину Г.М. медицинской помощи могли быть сделаны при консультации последнего дистанционно по телефону!
Следствие было трудно чем-либо удивить!
Помимо вышеизложенного были представлены данные о том, что Коровин Г.М. в период своего «расстройства личности» не просто подписал все спорные документы по сделке купле-продаже, как это утверждало следствие, но и в тот же период, «лишившись возможности понимать и оценивать факты» и «прогнозировать свои действия»:
- самостоятельно обращался в Россреестр и дополнял пакет документов, необходимых для регистрации сделки;
- перерегистрировал несколько купленных им земельных участков в Московской области;
- купил и забрал из салона новый автомобиль «Porsche Cayenne Diesel»;
- активно участвовал в качестве истца в рассмотрении гражданского дела с ценой иска около 25 млн. рублей в одном из судов г. Москвы;
- передвигался по Москве на автомобиле и вылетал за границу.
И это лишь только то, что смогла доказать защита!
Не удивили следствие и выводы почерковедческой экспертизы, согласно которым во всех подписях, сделанных в спорных документах Коровиным Г.М. признаки, свидетельствующие на влияние на процесс письма каких-либо необычных условий, в том числе обусловленные особенностями психофизиологического состояния исполнителя, отсутствовали. Иными словами эксперт как минимум не подтверждал слова исполнителя подписи, о том, что он в момент подписания документов пил седативные препараты, алкоголь, находился в состоянии «расстройства личности» и т.д. На следствие и это не произвело никакого впечатления, и всякий новый следователь продолжал с упорством достойного большего применения верить показаниям Коровина Г.М., что он был в болезненном состоянии, не ведал, что творил, а мошенники этим воспользовались, чтобы перерегистрировать имущество на себя.
Видимо в качестве своего рода мести защите за излишнюю активность следствие, имея кадастровую стоимость здания около 65 млн. руб., провело несколько экспертиз по установлению рыночной стоимости здания, которое сначала стало стоить 116 млн. рублей, а после проведения повторной экспертизы – 280 млн. рублей!
Апогеем «объективного» расследование было наложение ареста на здание и передача его «на хранение» потерпевшему. Таким образом, то чего не удалось добиться в арбитражном судопроизводстве, то о чем говорилось в одном из решений арбитражного суда – «желание прежнего собственника вернуть часть здания… и начать извлекать доход от использования его в коммерческой деятельности без возвращения уплаченных за имущество денежных средств нынешнему собственнику», свершилось с помощью органов следствия!
Прекращение уголовного дела
Нельзя подробно и досконально описать всю ту работу, которая была проделана по данному уголовному делу, чтобы отстоять невиновность и честное имя обвиняемых по данному делу. Для понимания ситуации и силы противодействия со стороны следственных органов скажу лишь, что по делу были поданы десятки жалоб в органы прокуратуры (прокуратуру округов, г. Москвы и Генеральную прокуратуру РФ) и следствия (Следственный департамент МВД РФ и ГСУ по Москве). По делу сменилось более трех следователей, дважды обвиняемым объявлялось об окончании производства следственных действий и ознакомлении их с материалами дела в порядке ст.217 УПК РФ. По делу вынесено четыре (!) требования прокурора г. Москвы о незаконном уголовном преследовании обвиняемых, которые не были удовлетворены следователями! Подавалось обращение Уполномоченному при Президенте Российской Федерации по защите прав предпринимателей, в результате чего уголовное дело было изучено на заседании (видео здесь) Центра общественных процедур “Бизнес против коррупции”, а обращение было взято в работу, как обоснованное.
Однако, лишь через 37 месяцев с момента возбуждения, уголовное дело по ч.4 ст.159 УК РФ было прекращено в связи с отсутствием в действиях обвиняемых состава уголовного преступления по основанию, предусмотренному п.2 ч.1 ст.24 УПК РФ, мера пресечения в отношении обвиняемых была отменена, а задние вернулось к законному владельцу.
Постановление о прекращении уголовного дела по ч.4 ст.159 УК РФ
- Поделится facebook
Добавлено04.12.2018 | Практика по судебным делам, Уголовные дела
